Режиссёр Константин Богомолов Художник Лариса Ломакина Помощник режиссёра Ольга Рослякова
Действующие лица и исполнители
д'Артаньян -Данил Стеклов, Евгений Перевалов Атос - Игорь Миркурбанов Портос - Андрей Бурковский Арамис - Игорь Верник Миледи - Марина Зудина Констанция - Александра Ребенок Кардинал - Виктор Вержбицкий Королева - Ирина Мирошниченко Король - Александр Семчев Карлсон - Сергей Чонишвили Дядюшка Мудло - Роза Хайруллина Бекингем - Павел Табаков Ли Фуй - Павел Ващилин Новый ангел - Павел Ващилин Разные персонажи - Артём Соколов, Кирилл Трубецкой Гвардейцы кардинала - Артём Панчик, Владимир Панчик Николай Фёдорович Ермилов - Николай Фёдорович Ермилов
Отправлено: 24.10.15 11:06. Заголовок: Константин Богомо..
цитата:
Константин Богомолов
Открытые прогоны нашего спектакля состоятся 27 28 и 29 октября в 19-00. Просьбы о записи прошу направлять в личку. Спектакль начнётся в 19-00 и начинать будем ровно, без задержек, и в зал после звонка не пускаем. Спектакль долгий, потому будьте готовы что выйдете из театра заполночь. Хотя можете выйти и раньше - насильно держать не будем. Всем удачи и нам тоже.
Аттракцион неслыханной щедрости. Жаль моё письмо до Богомолова не дойдёт. А то я бы написала. Интересно, а если тут на форуме Сергея попросить, то он сделает пару местечек, например, на 29е?
Спектакль. МХТ имени Чехова (Камергерский пер., д. 3). 30 октября — 1 ноября, 19:00.
Д'Артаньян, Атос, Арамис, Портос, Миледи, Король, Кардинал – всех этих персонажей любой житель нашей страны знает с пелёнок. Но Константин Богомолов лишь отталкивается от сюжета Александра Дюма, превращая мифологию мушкетёров в повод для новой громкой провокации. Достаточно сказать, что среди героев спектакля присутствуют такие странные фигуры, как Ли Фуй и Новый ангел, а также Карлсон. В актерском ансамбле среди самых известных можно выделить Игоря Верника (Арамис), Александру Ребенок (Констанция), Виктора Вержбицкого, Ирину Мирошниченко, Александра Семчева, Сергея Чонишвили и Розу Хайруллину. Персонажа Хайруллиной, к слову, зовут Дядюшка Мудло. Спектакль просто обречен на популярность.
В заключительную стадию входит репетиционный процесс одного из самых ожидаемых спектаклей сезона – "Мушкетеров" в постановке Константина Богомолова. Как бы не сложилась судьба нового детища режиссера-провокатора, в любом случае, не за горами будущее Богомолова-худрука – собственный театр ему пообещали (и документально это зафиксировали) застройщики жилого квартала на ЗИЛе. А пока возмутитель спокойствия, забыв сон, готовит очередную "бомбу", обозначенную как "романтический треш-эпос", замешанный на почве приключений Д'Артаньяна, его друзей и недругов.
Однако вряд ли Богомолов намерен проповедовать в своем спектакле девиз "Один за всех и все за одного". Эти "Мушкетеры" имеют столь же отдаленное отношение к роману Дюма, как Дракула, попавший в одну из серий "Симпсонов", к литературному образу, созданному Брэмом Стокером. Автором текста стал сам Богомолов.
Распределение ролей красноречиво и недвусмысленно говорит о намерениях режиссера продолжить тон, заданный его предыдущими работами: Атоса сыграет Игорь Миркурбанов, редко остающийся за бортом проектов Богомолова, Портос – неожиданный Андрей Бурковский, вчерашний популярный КВНщик, входящий в число регулярно задействованных молодых актеров МХТ, Арамис – Игорь Верник, Д'Артаньян – Даниил Стеклов и Евгений Перевалов в очередь.
Какие отношения Богомолов приписал Бекингему (Павлу Табакову) и Королеве Анне (Ирина Мирошниченко), кто такой Карлсон и какой образ уготовлен Розе Хайруллиной – об этом можно будет узнать уже в конце недели. Публике следует учесть тот факт, что похождения Д'Артаньяна растянутся на пять часов.
У меня нет совсем никаких слов кроме того, что Мушкетеры - это бомба) Хотя вам может и не понравиться. Но меня это не волнует) // и опять эта хрень, в которую я влюбилась еще в Идеальном: играют там что-то долго, то шутят, то нет, а в итоге у меня всё равно история о любви получается)
цитата:
Саня Крамер
"Мушкетеры" - по-моему, самый смешной и одновременно самый - какой-то полный отчаянья и безнадежья спект Богомолова, мне почему-то так...
Ежики скрылись в тумане - ни иголок, ни лап, ни хвоста. Дремлет истина в мутном стакане. На спидометре больше ста... Любовь - просто зеркало смерти. Смерть и есть вершина любви. Как румянится жизни вертел на костре - яко Спас на Крови...))
Очень сложно что-то писать после такого. Эмоции зашкаливают. Гениально! Восхитительно! Браво! Спасибо Константин Богомолов !
цитата:
Ann Ananskaya
Новый Сорокин явился!
Ничего подобного в театре не слышала и не видела. И это говорю я, заклятая богомоловка. По этим Мушкетерам надо книжку издать, кроме штуток. Новое слово в драматургии. Блестящий, фантастический текст! И в театре все - иначе. Счастье!
Отправлено: 28.10.15 12:21. Заголовок: Сергей Сыч Три мушк..
цитата:
Сергей Сыч Три мушкетера in Russia в постановке Константина Богомолова. Это настоящая эпопея о жизни, смерти, любви и дружбе, смысле жизни и ... многом другом. Потрясающие актерские работы, фантастический текст, образы ...Подробности завтра. А пока... немного фото
Отправлено: 28.10.15 22:32. Заголовок: Геннадий Усоев П..
цитата:
Геннадий Усоев
Прогон спектакля "Мушкетёры. Сага. Часть первая" В МХТ им. Чехова премьера! Константин Богомолов поставил новый спектакль по мотивам и мифам произведения Дюма. Актеры-Игорь Миркурбанов, Марина Зудина, Ирина Мирошниченко, Сергей Чонишвили, Роза Хайруллина, Павел Табаков, Игорь Верник и др. Весь фоторепортаж на моем сайте http://www.usoevphoto.ru/
Отправлено: 29.10.15 07:07. Заголовок: _arlekin_ shit и м..
_arlekin_
shit и меч: "Мушкетеры. Сага. Часть 1" в МХТ, реж. Константин Богомолов
Четыре раза посмотрев "Карамазовых", я заметил за этим самым совершенным на сегодняшний момент опусом Богомолова один, всего один, но существенный недостаток: в антрактах никто, ну почти никто не уходит, и даже если прибежать на спектакль после второго действия, все равно хорошо усесться (а я уже знаю, что второй акт "Карамазовых" лучше всего смотреть справа, а третий - слева) будет трудно, мест освобождается немного. У "Мушкетеров", в целом менее несовершенных, есть другие недостатки, но этого новая постановка Богомолова лишена, и может быть, режиссер специально дает возможность совсем уж посторонней, явно лишней публике, включая корреспонденток канала "Культура", уйти в первом антракте, чтоб дальше спокойно говорить о любви и смерти.
Формулировка "романтический трэш-эпос о любви и смерти", как обозначен жанр спектакля режиссером, и сама достаточно трэшевая, но хотя в "Мушкетерах" привычно много богомоловских приколов, каламбуров и реминисценций, захлестывающих друг друга, суть замысла подзаголовке описана исчерпывающе точно. Структурно "Мушкетеры" продолжают в творчестве Богомолова линию "Идеального мужа" и "Карамазовых" - продолжительный по времени (пока что, на первом публичном прогоне, чуть длиннее даже "Карамазовых"!) трехчастный опус, выращенная на субстрате классического сюжета искусственная "культура" с использованием стилистических приемов, характерных более всего для театрального капустника, по части которого Богомолов, что признают и самые отмороженные его недоброжелатели, несравненный мастер. Содержательно же в "Мушкетерах" Богомолов развивает тему и сюжетные мотивы, характерные для совсем иного плана его работ, в том числе поставленных за пределами Москвы - это и вильнюсский "Агамемнон", и варшавский "Лед", но прежде всего, конечно, для недавнего "Юбилея ювелира", где Богомолов-режиссер сам себе поднял профессиональную, художественную, да и человеческую планку на невозможную высоту и с помощью выдающихся актеров-мэтров блестяще ее одолел, а еще, и это очень важно вспомнить в связи с "Мушкетерами", для его незабвенной "Турандот" в театре Пушкина, которая даром что продержалась в репертуаре от силы пару месяцев, зато в историю как минимум русскоязычного театра вписана с тех пор навсегда.
При этом в отличие от "Идеального мужа", где за прибаутками, цитатами и синхробуффонадой все-таки проступала фабула комедии Уайльда, и тем более от "Карамазовых", композиция которых процентов на девяносто сконструирована из достоевского оригинала, в "Мушкетерах" от номинального первоисточника остались только отдельные имена, обрывочные микро-сюжеты, да и те использованы формально, как значки-манки, в остальном же трехактное действо от начала до конца - собственное режиссерское сочинение, помещенное в строгое, лаконичное, почти симметричное (не считая зеркала, появляющегося во втором акте на превой стене) пространство Ларисы Ломакиной: мрачная красно-бурая "офисная" коробка, одновременно кабинет-приемная Кардинала и мушкетерская казарма с четырьмя металлическими койками, по периметру с изнанки опоясанная белым, выложенным кафелем и наполненным ярким светом коридором, который просматривается только через три двери либо с помощью видеокамер, транслирующих изображение на монитор (не в пример предыдущим постановкам Богомолова используемый крайне скупо, не говоря уже про титры, возникающие лишь под занавес последнего действия).
ДАЛЬШЕ Я ПЕРЕСКАЗЫВАЮ ВКРАТЦЕ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ ОСНОВНЫХ СОБЫТИЙ, ТАК ЧТО ТЕМ, КТО СОБИРАЕТСЯ НА СПЕКТАКЛЬ В БЛИЖАЙШИЕ ДНИ И ПРЕДВКУШАЕТ СЮРПРИЗЫ, СТОИТ ОГРАНИЧИТЬСЯ УЖЕ ПРОЧИТАННЫМ
Юный Дмитрий Артаньян (находка для спектакля - Евгений Перевалов, в очередь с ним заявляется уже работавший с Богомоловым ранее Данил Стеклов), приезжает из Краснодара в Москву "поступать на артиста", но "в артисты" его не берут, циничный экзаменатор (Сергей Чонишвили) говорит ему: ты, мол, мальчик, для этой профессии слишком чист и светел душой, а потому бездарен - поди-ка отсюда. Так Артаньян оказывается среди мушкетеров (Атос - Игорь Миркурбанов, Портос - Андрей Бурковский, Арамис - Игорь Верник), которые только что похоронили своего товарища Вадима Роже и готовы были убить Артаньяна на дуэли в Краснопресненском парке, а вместо этого приняли в свою компанию на место выбывшего Вадика. Похоронили последнего, впрочем, преждевременно - думали, что он погиб, и от него остался только фуй, он же лябит, а на деле, потеряв фуй, Вадик выжил, но превратился в женщину, да еще какую - одно слово, Миледи (Марина Зудина), и Атос, встретившись с ней на кладбище, сразу падет жертвой ее, то есть его, безфуего Вадика, очарования. Мушкетеры - свита королевы Ирины Петровны (Мирошниченко), и Артаньян вливается в нее, влюбляясь в королевскую воспитанницу Констанцию, Костю (Александра Ребенок). А сама Ирина Петровна, отправившись на концерт Джастина Бибера, перепутав его с Эдуардом Хилем, влюбилась в мальчишку как девчонка, написала ему (говном, для конспирации) любовное письмо и отправила с Костей-Констанцией в Алма-Ату, где Бибер выступал с пресс-туром, послание растопило сердце Бибера-Бекингема (Павел Табаков), однако долгое счастье влюбленным не светит - хотя король (Александр Семчев) смотрит на "измену" жены философски, ревнивый Кардинал, в школе и сам безнадежно влюбленный в королеву (Виктор Вержбицкий) строит козни, Ирина Петровна расстается с Бибером, подарив ему на память два подвеска - два собственных глаза, превращенных в изумруды - и спев на память (Ирина Петровна же еще и поет) "Не отрекаются любя", и покинув дворец, отправляется по Смоленскому тракту до Ла-Манша, где и пропадает в пучине. Не намного счастливее в любви и Артаньян с Костей - они женятся, но Костю трахает, опережая новобрачного Верник-Арамис, да еще и рассказывает про случившееся "Каравану историй" - таков "свадебный подарок" от друзей мушкетеров, заранее упредить измену, потому что все равно женщины - шлюхи и верность хранить не умеют. Костя становится жертвой коварства Вадика-Миледи, под ее же влиянием Артаньян мстит друзьям, отпиливая им головы бензопилой, но двадцать лет спустя они встретятся снова. И все это время Артаньяна не оставляет своим попечением строгий экзаменатор, превратившийся в ангела смерти Карлсона - бывший десантник и сын Карлы, ангел Карлсон не просто преследует Артаньяна, он, будучи ангелом смерти, выступает его ангелом хранителем, ибо тоже успевает его полюбить.
Ибо - одно из самых часто употребляемых в богомоловской пьесе словечек, наряду с говном, жопой, членом. Кроме того, используются авторские эвфемизмы - фуй, лять (через "т", Теодор - подчеркивает режиссер), лябит (то же, что фуй), тридварас - то есть никаких нарушений законодательства РФ формально не наблюдается, цензоры могут спать спокойно в обнимку с оскорбленными православными. Звучат в спектакле эстрадные ретро-шлягеры - помимо упомянутого "Не отрекаются любя" возникает и "У природы нет плохой погоды", и "Никого не будет в доме", причем Костя-Констанция поет песню из "Служебного романа" в шапке героини "Иронии судьбы", и Артаньян отвечает ей гитарной песней на стихи Пастернака "Никого не будет в доме" оттуда же (отношение Богомолова к бардовской интеллигентской субкультуре проявляется не впервые, но еще нагляднее, чем бывало в первой версии "Чайки" или в "Гаргантюа и Пантагрюэле"). А в кабинете Кардинала есть камин с нарисованным очагом... Богомолов как будто демонстративно и провокативно реагирует на упреки в том, что своими постановками, дескать, изживает собственные детские комплексы - в "Мушкетерах" у него, помимо самих "Мушкетеров" Дюма и фильма Юнгвальда-Хилькевича (а к третьему акту вспомнится и он с пора-пора-порадуемся), возникают образы из памятных всякому по советскому детству сказок и мультиков (Карлсон, Буратино, Иа-иа), "старые песни о главном" (а куда без Пугачевой в таком случае?), но если здесь и диагностируется некий комплекс - то не индивидуальный, а универсальный, всеобщий, и как раз эти детали считываются на раз, но, будучи важными и яркими, составляют лишь внешний, поверхностный слой сочинения. Как и "мушкетерский" антураж. Потому что главными героями трэш-саги выступают Королева и Кардинал - Любовь и Смерть.
Смерть в обличье Кардинала Решалье ("от глагола решать", уточняет походя возомнивший себя всемогущим, способным принимать какие угодно решения персонаж, но режиссер с филологическим образованием не может не иметь в виду, что исконно русское "решать" означает "убивать", лишать жизни), наряженного в пиджак и при галстуке поверх сутаны-юбки, воплощает Виктор Вержбицкий, один из постоянных участников (начиная опять-таки с "Турандот") богомоловской "бродячей" труппы, ставит ли режиссер в Театре Наций, "Ленкоме", "Табакерке" или вот в МХТ, состоит ли актер в штате театра Пушкина или, как с прошлого сезона, "Ленкома" - без Вержбицкого спектакли Богомолова обходятся редко, тем более столь масштабные по замыслу. Но демоничный, потребляющий "темную воду" кока-колу кардинал-Смерть для Вержбицкого - роль, по большому счету, обыкновенная, привычная, едва ли расширяющая границы его сложившегося (в том числе не только по богомоловским постановкам, но и по киношным блокбастерам) амплуа демоничного злодея с привкусом комизма. Иное дело - Королева-Любовь. В какой-то момент Константин Богомолов сотворил чудо с Мариной Зудиной (можно точно сказать, что это случилось на "Идеальном муже", хотя работали они вместе и раньше, на "Женитьбе Фигаро", например). В "Мушкетерах" такое же, если не более дивное диво случилось благодаря Богомолову с Ириной Мирошниченко. "Мушкетеры", помимо всего прочего - это еще и трэш-сага о театре, об актерстве, об актерской судьбе - вот наивный Артаньян, неудачливый провинциальный абитуриент театрального института, вот Констанция, звезда патриотического порно (они знакомятся, когда Артаньян спасает Констанцию от насильников - а она в фильме снималась и по роли кричала о помощи), вот Верник с его превратившимся в маску имиджем. И вот Ирина Петровна Мирошниченко в платье-кимоно от Живанши, в привычном, в общем-то, своем обличье, выступающая поначалу будто пародией на саму себя и свой растиражированный медиа, выражаясь с большевистской прямотой, фриковатый образ. Богомолов ничуть не пытается освободить Мирошниченко от штампов этого образа, наоборот, он его приспосабливает к делу, гиперболизируя, доводит до гротеска (при том что "оригинал" уже сам по себе гротескный) - и добивается вместе с актрисой совершенно поразительного, немыслимого результата. Заметно, что Ирине Петровне роль "королевы трэша", сколь ни органична она для нее по жизни, на сцене дается не без труда - тем большее уважение вызывает ее творческая смелость и доверие к режиссеру. Апофеозом (не хочется прибегать к таким понятиям, как "катарсис") сотворчества режиссера и актрисы из разных, казалось бы, художественных и не только миров становится эпизод "Не отрекаются любя", где "старая, но хорошая" (фраза из текста пьесы) Ирина Петровна, обреченно присев на мушкетерскую казарменную койку, берет в руку завалявшийся на матрасе микрофон, а на заднем плане Бибер-Бекенгем-Табаков(мл) изображает в пиджачке с блестками подтанцовку - вроде бы "капустная" эстетика здесь достигает предела возможного и заходит за грань приличия, но парадокс в том, что трэш здесь как бы преодолевает, изживает сам себя, и Ирина Петровна, Королева-Любовь, выражает подлинные эмоции на таком уровне достоверности, какой едва ли ей удается добиться в "серьезных драматических спектаклях" типа "Моей дорогой Матильды". Ее дуэтные сцены с Павлом Табаковым, с Верником, с Вержбицким - вершина театрального драматизма, и в отличие от "проникновенного" трэша исповедальных монологов Атоса, Портоса и Арамиса о детстве и о встрече с Николаем Федоровичем Ермиловым (таинственный внесценический персонаж, словно сам дьявол, определяет судьбы героев спектакля), Мирошниченко сквозь наносной трэш текста, эстрадных шлягеров и костюма "от Живанши" выдает драматизм абсолютно настоящий, обжигающий, от которого дыхание замирает и сердце притормаживает.
Однако еще важнее, что дело не ограничивается личным творческим прорывом Ирины Мирошниченко. Да и почему одной Мирошниченко? Можно начать, к примеру, с Артаньяна - питерского актера Евгения Перевалова из Мастерской Козлова, который "наив" своего героя точно так же доводит до пародийного трэша, как Мирошниченко - свою "звездность", и через трэш обнаруживает в своем персонаже ненаигранную подлинность. То же касается и "медийного" Верника, и "толстяка" Семчева, и "демоничного" Вержбицкого. А Роза Хайруллина, которая, по словам Марины Токаревой (из рецензии на "Гаргантюа и Пантагрюэля"), "уже так вжилась в образ парадигмы, что источает знаковость, просто сидя молча", в "Мушкетерах" не сидит и не молчит, а перевоплощаясь из непосредственно руководящего мушкетерами гробовщика Дядюшки Мудло ("кого сегодня отправляем за горизонт?") в родителей Артаньяна (причем и в маму, и в папу), а заодно, в одном из эпизодов третьего акта, и в матушку Арамиса, карикатурную полоумную старуху-крестьянку, показывает непривычное разнообразие артистических красок. И между прочим, еще неизвестно, кому труднее преодолевать имиджевую инерцию - Мирошниченко, которую Богомолов фактически возвращает к творческой жизни, или преуспевающему шоумену Вернику, или "молчаливой парадигме" Хайруллиной. Но эффекта "минус на минус" Богомолов достигает не только в случае с отдельно взятыми актерскими работой. Если принять и чуть отодвинуть все режиссерские (и драматургически) навороты Богомолова, то нетрудно заметить, что кульминационный момент развития сюжета - финал второго акта: Королева-Мирошниченко ушла и Кардинал-Вержбицкий от ее имени отправляет Мушкетеров добывать подвески. "Служим любви!" - с готовность отвечает в неподключенный телефон Атос-Миркурбанов. Они уверены, что служат Любви. На самом деле они служат Смерти.
Как сегодня, когда затасканы и затерты любые понятия, размышлять о любви и смерти? Может, еще и о "духовности" уж тогда заодно потолковать? Когда о любви и смерти начинают рассуждать всерьез, с надрывом - вот тогда получается такой трэш, что хоть святых выноси. Богомолов же сразу заходит через трэш, и трэшем его преодолевая, добирается до пугающих глубин. Собственно, иными, минималистскими средствами он и в "Юбилее ювелира" уже показал, что в театре возможна буквальная "материализация небытия":
Фельетонные репризы с упоминанием Говорухина и Шилова, состояний дел в русскоязычном кинематографе (ревнуя свою Костю к партнерам по порно-кино, Артаньян сломал члены семнадцати членам Союза кинематографистов) и прочие сугубо "капустные" штучки занимают в композиции "Мушкетеров" неожиданно скромное место, как изюм в булке, и уж точно не составляют основное содержание спектакля, к чему еще можно было свести "Идеального мужа". В финале, когда главные герои на мотив "Феличиты" поют "нас обнимает, нас обжигает небытие" - это, с одной стороны, тоже прикол, как и все остальное в этой пятичасовой "саге", а с другой - излишняя, на мой вкус, откровенность, открытость режиссера. И тем не менее - факт: за пересыпанными (порой кажется, что в избыточных дозах) каламбурами диалогах о любви и смерти, о том, что живой человек расслаблен, а мертвый - как эрегированный член, готов войти в землю как в лоно (пускай и в гробу-презервативе); из афоризмов про смерть, хотя она и похожа на Карлсона в наряде десантника с пропеллером за спиной, есть наивысшее воплощение любви, ибо (непременно "ибо"! без "ибо" никак; и еще с инверсией, с выносом глагольного сказуемого в конец фразы, как принято в репортажах "Новостей культуры") реализуется через убийство, еще и поэтому смерть лучших выбирает - складывается обобщенный художественный образ небытия, смерти не просто как абстрактной категории, но как явления физической реальности: фокус, конечно, иллюзия, искусство - но максимально приближающееся к чуду... ну это примерно как с Ириной Петровной.
"Мушкетеры. Сага. Часть первая"/Константин Богомолов/МХТ/Предпремьерный показ №2
Совершенно логично, что после суровой аскезы "Юбилея ювелира" Богомолов ушел в крутое мушкетерское пике, в хвост и в гриву травестируя тему смерти на милом фоне нашей нескучной эпохи с поистине раблезианским размахом. Подлинное наслаждение я получила от того, как он работал с артистами. Вся проверенная богомоловская команда была как всегда - хороша. Но вот имя Андрея Бурковского для меня совсем новое, а он феерический Портос.
Сергей Чонишвили уже работал с Богомоловым, но такой свободы, легкости,счастья игры и радости жизни со сломом в гибель, как тут в его Карлсоне-Ангеле Смерти, я у этого очень хорошего артиста прежде даже и не припомню.
Об отваге и мощи Ирины Мирошниченко хочется изъясняться в стихах, но я не умею. Любовный дуэт старой Королевы с Джастином Бибером - Павлом Табаковым, когда он в котелке и шарфе присел у нее за спиной на кровати, поверг меня в сильное волнение и новый приступ восхищения.
Отдельная тема тут напрашивается: как преломляется в принципиально иной режиссерской системе старая исполнительская традиция, это и у Кулябина в "Трех сестрах" было, страшно интересно про это думать.
непреодолимое влечение к умирающим:"Мушкетеры. Сага. Часть 1" в МХТ, реж. Константин Богомолов
Нет, у Богомолова часть первая - она же и последняя, "продолжение следует, но не последует", набрали воздуха и задержали дыхание, как пишет Богомолов в финальных титрах "Мушкетеров", и это единственный за пять часов случай использования титров, которые нередко выполняют в постановках Богомолова ключевую, структурообразующую функцию. Просто я, как и на "Юбилей ювелира", как и на "Идеального мужа" (с "Карамазовыми" не получилось ввиду нервозной обстановки на выпуске) ходил на прогоны спектакля два дня подряд, так что для меня это уже "часть 2". Однако я переоценил новый спектакль Богомолова, посчитав, что он лишен недостатка, присущего "Карамазовым", и в антрактах народ будет толпами отваливать - хренушки: старые бляди сидят, говнятся вслух, но хоть бы одна и хоть бы во втором перерыве места освободила, так нет же, видимо, досмотреть Богомолова до конца, а там хоть сразу на кладбище. Это не только лоховских старух касается - Василий Бочкарев передо мной сидел с целым выводком, актер на минуточку Малого, блядь, театра, уж он и корчился, и руки заламывал, и конфеты жрал, носитель священных традиций русскаго национал-психологическаго репертуарного, и баба его молодящаяся с мобильником играла, и старуха простуженная при них в обуви у себя ковырялась, ну так страдали, так изводились, а во втором антракте: "ну уж досмотрим, домучаемся...", в третьем акте гляжу - начал уже отрывать ладони от лица, чтоб поаплодировать некоторым из коллег, а на сцене "Феличита" достал мобильник и принялся фоткать, за каковым благородным занятием и скоротал остаток пятичасового действа - сердце, стало быть, не камень (Между тем про его собственную последнюю работу даже Дора с Фирой сказали: тоска). И еще один сюрприз ждал меня на втором прогоне - но этот скорее приятный: другой Артаньян. Вместо Евгения Перевалова - Данил Стеклов. Было бы большим преувеличением сказать, что со Стекловым и Переваловым получаются абсолютно разные спектакли, но герои все-таки заметно отличны друг от друга: стекловский Артаньян необычайно трогательный, прям до слез порой, и отдельные сцены у него выходят интереснее, ярче (например, дуэт "Ирония судьбы"), однако мне он показался одномерным и слишком "настоящим", тогда как в переваловском Артаньяне побольше присущего постановке в целом трэша, комический, гротесковый элемент в нем сильнее и в сочетании с педалированной наивностью дает образ более объемный. Хотя посмотреть и одного, и второго в любом случае стоило, как и стоило и дважды подряд увидеть сам спектакль.
На первом прогоне рядом со мной сидела суфлерша, которая хотя и увлекалась происходящим на сцене, все-таки по обязанности следила за текстом с фонариком, ну и я иногда в ее листки краем глаза подсматривал - понятно, на то и прогоны, возможны сбои, запинки, но я обратил внимание, что и доля импровизации в пределах если не развернутых эпизодов, то отдельных реплик достаточно велика. Это здорово, конечно, что актеры так свободно себя чувствуют в материале, что способны на ходу досочинять, корректировать, фантазировать. Правда, иногда непонятно, каков исходный замысел, ну скажем, в первый день Вержбицкий-Кардинал на реплику Мирошниченко-Ирины Петровны "Моим грехам, как драгоценным винам, настанет свой черед" бросал "А при чем здесь Ахматова?", на второй - "А при чем здесь Цветаева?". Ну ясно, что аллюзия на Цветаеву, но с Ахматовой-то веселее, дополнительная краска к образу Кардинала появляется: смерть не только безжалостна и бессовестна, но еще и невежественна (кстати, Шнитке любил повторять, что "зло всегда вульгарно", и даже по такому случаю приглашал на роль Дьявола в свою оперу Ларису Долину) - надо, видимо, посмотреть в третий раз, чтоб выяснить, была ли это шутка насчет Ахматовой или обыкновенная проходная реплика с Цветаевой, если только на третий раз не возникнет Мандельштам. Но в любом случае говоря о театре Богомолова, внимание уделяют прежде всего его режиссерскому методу, набору приемов, специфической технике работы с актерами (которая демонстрирует особенно поразительные результаты в тех случаях, когда много ожидать не приходится - так было когда-то с Зудиной, так получилось сейчас с Мирошниченко), а я еще на "Идеальном муже" для себя сформулировал, что богомоловский театр - это "театр драматурга".
Ну если, скажем, для Крымова первичен визуальный образ - стало быть, у него "театр художника" (термин уродский, но надо же как-то обозначить явление, не вмещающееся в стандарты и при этом очевидно прекрасное), а для Богомолова первичен текст, первично слово (филологическая закваска, общая культура, ну и просто способ мышления - все вместе определяет эту особенность) - пускай, значит, будет "театр драматурга". Просто в отношении "Мушкетеров" это наблюдение верно в куда большей степени, здесь Богомолов ведет игру не просто с классическим сюжетом, с растиражированными поп-культурой образами, с узнаваемыми актерскими амплуа - он аналитически препарирует сам современный язык, как труп, рассекая покровы высокопарного интеллектуального (конечно, по сути псевдо-интеллектуального) слога (не сказать бы ненароком "дискурса") и вытаскивая из-под них словесную, фразеологическую простецкую требуху. "Мушкетеры" ведь, как и "Карамазовы" (даром что как человек на 90 процентов состоит из воды, так богомоловские "Карамазовы" - из Достоевского), как до этого "Идеальный муж", ну и, разумеется, "Гаргантюа и Пантагрюэль", а еще раньше - и "Wonderland-80", и даже "Отцы и дети" - прежде всего драматургическое произведение, оригинальная пьеса. Только когда в "Отцах и детях" Павел Петрович Кирсанов вытягивался в кресле под малеровское Адажиетто на фоне видеопроекции висконтиевской "Смерти в Венеции", это, как говорил сам Богомолов, "должно быть очень смешно". В "Мушкетерах" (да уже и в "Карамазовых" комедийные, фарсовые, "капустные" моменты присутствуют, но не определяют ни содержания, ни даже стилистики, формы спектакля. Как и последний спектакль Крымова "Русский блюз", новый опус Богомолова может показаться чересчур мрачным в своей зацикленности на теме смерти, на мотивах и символических образах, со смертью прямо или косвенно связанных, а также и в связи с отказом от упора на сатиру в пользу пускай и условной, но все-таки мистики, метафизики.
Считается, что самый богомоловский писатель - это Сорокин, что на мой взгляд, по меньшей мере поверхностно. Вернее можно сказать, что Богомолов - сам себе Сорокин, он, пользуясь сходными с сорокинскими литературными приемами, но умножая их на приемы собственно театральной выразительности (доведенными, в свою очередь, до гротеска и абсурда за счет эксплуатации эстрадного, попсового материала), добивается результатов куда более убедительных и значительных, по моему мнению, чем Сорокин в своих книжках. И прямое обращение Богомолова к Сорокину, как в польском спектакле по роману "Лед", на практике оказывается далеко не столь уж выдающимся, хотя на свой лад и любопытным:
Безусловно, "Мушкетеры" как никакой другой спектакль Богомолова последних лет, включая "Карамазовых" (в которых отдельные критикессы расслышали "инсценировку" Сорокина, хотя Богомолов в основном использовал аутентичный текст Достоевского, а свои "добавки" в основном выводил на мониторы в виде титров), вызывает ассоциации и с "Льдом", и с другими сорокинскими творениями. Здесь героев "пробуждают", здесь они, отрекаясь от прошлого и от родителей, символически "поедают" их, вступая в некое тайное сообщество избранных, здесь, наконец, не выходя на сцену, но постоянно присутствуя в разговорах персонажей возникает характерный для прозы Сорокина образ таинственного Николая Федоровича Ермилова - он то ли мушкетерский гуру, то ли "основатель" мушкетерского братства, то ли сам дьявол. Но все-таки это сходство внешнее, пусть оно и бросается в глаза, а порой и "режет глаз". Если уж на то пошло, то и ближе Богомолову по духу, по задачам, по творческому методу, да и по масштабу, как мне представляется, не Владимир Сорокин, а Саша Соколов, и в первую очередь его "Палисандрия". В связи с "Мушкетерами" вспомнить о "Палисандрии" особенно кстати, поскольку и материал, и метод обращения с ним у Богомолова и Соколова во многом совпадают - авантюрный роман как исходная форма для сатирико-метафизического эпоса о стране, об эпохе и месте индивида в ней:
Богомолов свой "цветок просвещенной искренности" взращивает на том же субстрате - гумусе, в котором намешаны Пушкин и Пугачева, смысл бытия и говно. Вырастает на таком удобрении образ уродливый, но поразительно знакомый, узнаваемый: образ страны, где что ни станица - то Счастливая, что ни ресторан - то "Вкусный", что ни село - то Родное, что ни художник - Шилов, что ни режиссер - Говорухин и т.д. Привычные богомоловские примочки, к которым "модная" публика, в общем-то, и сводит свои представления об искусстве Богомолова, воспринимая его сложносочиненные театральные тексты как эстрадно-цирковые шоу, в "Мушкетерах" наличествуют, и даже в большей степени, чем в "Гаргантюа" или "Карамазовых", не вспоминая уже про тишайший "Юбилей": чего стоит блестящий номер Павла Ващилина, в первом акте возникающего как оторванный у Вадима Роже фуй - Ли Фуй - "из преисподней" среди погоста с песней "Единственная моя"! и его же, Ващилина, появление в третьем акте как нового "ангела смерти" (заменившего "разжалованного" за любовь и "падшего" прежнего - персонажа Чонишвили) в костюме Супермена. Или почти "брехтовские" комментарии основного действия от не участвующего в сюжете персонажа Кирилла Трубецкого в трениках и пионерском галстуке (он же с накладным бюстом под свитером изображает тетю Хасю в сцене, когда Артаньян приезжает проститься с умирающей матерью). Или Артем Соколов в образе собаки Альмы (антропоморфная собака у Богомолова уже появлялась - в "Волках и овцах"). Ну и, конечно, обязательные Панчики, а точнее, один из них (может, я не рассмотрел, но по-моему второго брата подменял при необходимости Артем Соколов) - здесь, за единственным исключением в первом акте, без телекамер (видео в спектакле сводится к минимуму, единственный монитор используется скромно и большей частью висит над сценой бесхозным), но в обличии колоритных "казачков", устраивающих ради праздничка пальбу из пистолетов - в "казацких" костюмах на свадьбу Артаньяна с Костей приходят и его друзья-мушкетеры, где "казак"-мушкетер Верник соблазняет, лишает девственности Констанцию.
Но "приколы" не то чтоб остаются "вставными номерами", а наоборот, они укладываются в тот самый "метафизический эпос", сложенный паззлом из парадоксально отождествленных архетипических образов: экзаменатор театрального училища - он же ангел смерти, он же Карлсон, он же бывший десантник; незадачливый абитуриент из провинции, Д'Артаньян, он же Малыш, он же Буратино, он же князь Мышкин; Констанция - она же Наденька из "Иронии судьбы", она же порно-актриса, она же Настасья Филипповна (Богомолова и самого не отпускает недолго прожившая на сцене "Турандот", где Мышкин и Настасья Филипповна воплощались в персонажах сказки Гоцци) и т.д. С теми же казачками, с казаком Верником в частности, до чего точно подмечено: в современной русскоязычной имперской мифологии "казаки" выступают именно что уродливой пародией на "мушкетеров", будто бы преданных стране и короне, но не подчиняющихся официальной субординации и "темной закулисе", а ведут себя зачастую как анархистсвующие бандиты. Речевые потоки в пьесе строятся на бесконечных рефренах, на тавтологиях, лексических повторах, вроде бы излишних, утяжеляющих, удлинняющих текст, но задающих ему определенный ритм: отчасти такие повторы, наряду с каламбурами (не всегда одинаково остроумными, надо признать), со словами-перевертышами, с нарочито исковерканной смеха ради лексикой, несут ироничную, юмористическую нагрузку - но во многих случаях работают чуть ли не гипнотически. Похожими приемами, только более последовательно и откровенно с целью введения слушателя в транс давно пользуется Вырыпаев, с чьими сочинениями богомоловские "Мушкетеры" обнаруживают сходство и стилистическое, и содержательное: в обоих случаях на первом плане - диалектика любви и смерти, временного и вечного, индивидуального и универсального, поданная в фарсовом, трэшевом ключе, в движении через "телесное", "низкое"", "грязное", через быт, через физиологию - к вечному, бесплотному, божественному.
А держится вся эта многоуровневая, многоходовая интеллектуальная, интертекстуальная игра на двух до убожества примитивных понятиях: любовь и смерть - причем со стороны второй постоянно предпринимаются попытки обосновать их отождествление (ну типа что убийство - это акт любви, как провозглашает в своем "программном" монологе герой Вержбицкого, Кардинал, он же дядя Витя), а со стороны второй - отчаянные попытки этому противостоять. Тут Богомолову пригодились, помимо Тушновой и Пугачевой, Пушкина и Цветаевой, которую при желании можно принять за Ахматову (а могли бы в ход пойти и Сорокин с Верочкой Полозковой) хрестоматийная музыка "Смерть Озе" Грига - ее Богомолов использует лейтмотив, проходящий через все три акта до самого финала и объемлющий песни из репертуара Пугачевой и Киркорова, из "Иронии судьбы" и "Служебного романа", а включается она на "романтических" дуэтах: под нее знакомятся и прощаются Атос с Миледи-Вадиком, она же сопровождает и Артаньяна с Костей-Констанцией: музыка скорби, смерти, вечного прощания служит саундтреком для любовных свиданий.
При всем при том "Мушкетеры" для меня не столь очевидный шедевр, как "Идеальный муж", "Гаргантюа и Пантагрюэль", "Карамазовы", "Юбилей ювелира". Акты и эпизоды спектакля неровные, неравноценные. В первом действии обозначаются завязки двух сюжетных линий, его композиционный центр - исполненные на нереальном актерском нерве убойные в своей абсурдности исповедально-автобиографические монологи трех мушкетеров. Второй акт - феерический, эйфорический, самый смешной и самый отвязный, его можно также считать бенефисом Ирины Мирошниченко. Третий - "двадцать лет спустя": один из трех мушкетеров обнаруживается в приюте для стариков, другой - в секте "одуванчиков", да и десантник Карлсон, опекавший Артаньяна с момента его прибытий из Краснодара, тоже оказался в "доме престарелых ангелов" (развитие идеи из "Гаргантюа и Пантагрюэля") - по-моему, ритм после второго перерыва слегка сбивается, хотя это легко объяснить содержательно, ведь в третьем акте уже нет Ирины Петровны, умерла Любовь, осталось царство Смерти, и насмешливый Кардинал попивает кока-колу в майке с одноименным логотипом, и не возьмешь его даже вставленными в зад динамитными шашками.
И тем не менее в целом "Мушкетеры" - художественная провокация высшей пробы, чего мне не хватает, например, в спектаклях Серебренникова, где все приемы сводятся к эксплуатации и спекуляции - Богомолова и Серебренникова нынче пишут через дефис и их фамилии стали нарицательными, а это совершенно разные по эстетической идеологии режиссеры. Но Богомолов в своих провокациях, сохраняя фундаментальное мировоззренческое и стилистическое единство даже в таких несравнимых произведениях, как "Карамазовы" и "Юбилей ювелира" (между прочим, огромная часть ревнителей "святых традиций" неожиданно высоко оценила "Юбилей", предпочитая, впрочем, нахваливать актеров и приписывать заслугу творческой удачи в первую очередь Табакову с Теняковой, хотя неслучайно умудренный Табаков уже после не самого благостного расставания Богомолова с МХТ упросил его вернуться обратно и поставить ему юбилейный спектакль) умудряется не повторяться, не тиражировать однажды успешные находки, не быть вторичным по отношением к самому себе (ну за редкими исключениями вроде неудачного ленкомовского "Бориса Годунова"). Вторая версия "Чайки" - тоже ведь была плевком, тоже своего рода "нате!": вы хочете песен? а вместо этого народные артисты сядут к вам спиной и будут "психологически" шептать, так что вы ни слова не разберете. В "Мушкетерах" заход противоположный, что естественно после "шептального" и "минималистичного" юбилейного "Юбилея ювелира": тут и песни с танцами, и стриптиз, и всяческий словесный трэш, настолько избыточный, что даже опыт и навык просмотра богомоловских спектаклей не всегда помогает - "Мушкетеры" где-то утомляют, где-то раздражают, хотя это раздражение - тоже художественный результат и тоже часть провокационной творческой игры. Характерный случай: на первый прогон ддФ привел приятеля, который еле-еле досидел до второго антракта, обплевался, ушел, но доехав от "Охотного ряда" до "Парка культуры", вдруг пожалел, что не досмотрел до конца, и опоздав к началу третьего действия, вернулся, высидел спектакль целиком до полуночи, и потом уж изругался окончательно: на какое говно ты меня водишь, никогда больше с тобой в театр не пойду!
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 23
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Не, ну, с другой стороны, лично я, как человек к шведской литературе немного причастный, могу только возрадоваться. 
Жаль моё письмо до Богомолова не дойдёт. А то я бы написала. 
Интересно, а если тут на форуме Сергея попросить, то он сделает пару местечек, например, на 29е? 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума