Отправлено: 11.02.07 23:53. Заголовок: "Я АБСОЛЮТНО НЕПРАВИЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК!"
"Хотелось бы что-то в жизни оставить после себя. По-настоящему оставить! Человек жив памятью, своими делами. Я не боюсь того, что профессия сможет помешать мне в обретении комфорта. Сегодня я вполне доволен своей личной жизнью и ее стыковкой с работой. Главное, чтобы окружающие понимали тебя, твое дело, чтобы живущие рядом люди уважали твое одиночество. По большому счету, каждый человек - одинок..."
Отправлено: 15.09.11 22:32. Заголовок: СЕРГЕЙ ЧОНИШВИЛИ: «П..
СЕРГЕЙ ЧОНИШВИЛИ: «ПОДРОСТКУ НУЖЕН ЗНАЧИМЫЙ ВЗРОСЛЫЙ»
да... подросткам нужно общение со взрослыми, потому что они чувствуют, что взрослые, как более опытные, могут их научить чему-то важному... вот только взрослым зачастую подростки не нужны, потому что взрослые от них мало что могут получить, а в одну сторону работать они не будут..печально..можно было бы столько всего исправить в мире..
Надеюсь подростки не примут эти слова на свой счет, но когда я училась в универе, наш куратор любил повторять: ''умный человек найдёт, чему научиться даже у идиота''.
Неужели и во вкусах он "абсолютно неправильный человек"?
Кстати, в анонсе Сергей представлен как режиссер -- интересно, это он переквалифицировался или автору надо переквалифицироваться из журналистов в кого-нибудь другого?
Отправлено: 12.02.12 01:28. Заголовок: Сергей Чонишвили: Тв..
Сергей Чонишвили: Творчество Пушкина для нас — как газ, как нефть…
10 февраля исполняется 175 лет со дня смерти поэта
Читать его стихи — это как прикоснуться к рукаву гения
— Многие называют вас Человеком-голосом, и вы помимо множества своих работ известны как потрясающий чтец стихов Пушкина. Что он для вас, какое место в вашей жизни занимает его наследие?
— Я не ассоциирую себя с Пушкиным как исполнитель, как человек-голос. Для меня он — олицетворение хорошего русского языка, такого, каким он должен быть в идеале. Я могу говорить много, но я не историк, не литературовед. Более всего меня удивляет то, что столько людей рассуждают о Пушкине, приправляя свои речи кучей напыщенных фраз, но даже не читали из его произведений чего-либо помимо школьной программы. Я же всегда читал больше, чем требовали, хотел знать больше. Но, отвечая на ваш вопрос, резюмирую: Пушкин — великий поэт, и он неприкосновенная икона русской словесности на все времена.
— С какого произведения началось ваше знакомство с творчеством поэта?
— Помню, как в первом классе прочел «Руслана и Людмилу». Не могу сказать, что я «шел с Пушкиным по жизни», но часто, очень часто возвращаюсь к нему, каждый раз восхищаясь, как можно было ТАК писать. Были очень памятные, яркие моменты: это участие в Пушкинском конкурсе, литературные вечера… Это как прикоснуться к рукаву гения.
У нас принято вытаскивать героев из сундуков и стряхивать с них пыль к юбилеям
— Даты, связанные с жизнью и смертью Пушкина, часто сопровождаются энным количеством мероприятий, телепередач… Как вы к ним относитесь?
— Сейчас я наверняка буду преувеличивать, есть у меня склонность к преувеличениям, но, увы, 99% всех упоминаний о нем — привязаны к датам. Исключительно. Есть еще серые школьные программы. И все. Мы не помним о нем каждый день. А «нечто к дате» — по сути своей ничего не значащие разговоры. Так уж повелось: вытаскивать героев из сундуков и стряхивать с них пыль к юбилеям. С точки зрения пиара использование таких имен — кощунственно. Но с точки зрения необходимости помнить о них, в данном случае напоминать, — уж лучше так, чем никак. Я даже представляю, как это все выглядит: приходит разнарядка сверху — «почтить-отпраздновать-обратить внимание», и некий префект, наместник, директор, получив из бюджета субсидию, начинает изображать бурную деятельность, не забывая и себя продвигать. Так получается куча однотипных мероприятий, которые показывают по ТВ, проводят в муниципальных заведениях… Для галочки да с выгодой для себя. Материальной.
— Что же требуется для изменения хода вещей? Чтобы наследие и Пушкина и других великих поэтов не работало «парадным камзолом», а было «всегда с нами», постигалось равномерно и логично?
— Необходимо изменить сознание. Но вот беда: мы столь планомерно уничтожали свой генофонд, что сложно найти истоки. Более того, на этом уничтожении построено очень многое, это стало уже неотъемлемой частью истории, и без того перекроенной до такой степени, что понятие «истина» становится каким-то неконкретным — которая из них настоящая? Думаю, сами историки не смогут ответить на этот вопрос. Так как же менять сознание, если из поколения в поколение передаются нормы, подвергающиеся мутациям, возникшим благодаря политическим режимам? И вот результат: мы вырастили поколение гедонистов, ржущих над шутками ниже пояса и сверяющих биоритмы по импульсам популярных телеканалов. Я не говорю, что нельзя радоваться появлению очередной «звезды», но если рассматривать судьбу классических видов искусства в худшем векторе развития событий, то нам есть чего опасаться.
Кто-то впитывает знания, а кто-то — гламур «русского разлива»
— Звучит как известие о надвигающемся апокалипсисе! Но все же, может, есть намеки на позитивные тенденции?
— Я, как и сказал вам, склонен к преувеличениям, так что не пугайтесь. Наконец-то я вижу в зале театра публику, пришедшую не ради понта! Это не циники из 90-х, которые как по команде брали в руки теннисные ракетки, потом скрипели уже немолодыми суставами на татами… Появились люди, действительно интересующиеся. Молодые люди. Они, конечно, не романтики. Они просто знают, что им нужно для дальнейшего развития, и берут это там, где могут получить. Им интересны история и литература, они их чтят. После долгих лет застоя — это что-то новенькое, но с таким же новым подходом. Хорошо хоть, что уходит в прошлое пассивность зрителя — потребителя искусства, которую так долго в нас воспитывали цензурой. Нам сначала запрещали, а потом пропадал интерес — так и работала система. Нормально ли то, что Набокова мне удалось прочесть лишь в 1991 году, когда весь мир уже миллионы лет как читал его произведения? Сейчас все пути открыты, никто не мешает есть что хочешь, пить что хочешь и, соответственно, ЗНАТЬ что хочешь. А искусство — это пища, дающая силы разуму. Не стоит выстраивать долгую метафору — без пищи человек сначала превращается в тень, а затем умирает. Или же, питаясь сублимированными кормами, влачит жизнь животного.
— Получается, мы наблюдаем процесс жесткой сегрегации общества?
— Именно это я и хочу сказать: кто-то впитывает знания, а кто-то — гламур «русского разлива».
— Как вам кажется, что объединяет Пушкина, жившего 175 лет назад, и наше время? Чем его творчество актуально в наши дни?
— Вы ведь знаете, что Пушкин при жизни был не самым известным поэтом. Он был одним из поэтов. Но так, как он писал, — до него не писал никто! И этим он раздражал и власти, и «коллег по цеху», и просто современников. Дерзкий, быстрый, он утопал в долгах, выжимая себя на бумагу. И знаете, он бы не был собой, не стал бы великим, если бы стремился максимально упростить и наладить свою жизнь, допустим, двигаясь в общей канве. Важнейшая составляющая счастья — преодоление трудностей в нужное время. И соответственно, сбор дивидендов от жизни. Опять же своевременно. Дмитрий Шостакович столь долго был гоним и гнобим, и лишь спустя десятилетия его стали превозносить. Тогда, когда в силу его возраста ему стало, грубо говоря, — плевать. Поэтому так необходимо ценить тех, кого мы имеем сейчас. Таков и пример Пушкина: лишь после дуэлянтской пули в живот и мучительной смерти от перитонита он стал для России исключительно гениальным. Его наследие — как газ, как нефть, но оно, в отличие от этих богатств, — неисчерпаемо.
Отправлено: 11.03.12 17:34. Заголовок: Сергей Чонишвили: Мне всегда хотелось быть независимым
Сергей Чонишвили: Мне всегда хотелось быть независимым «Театральная афиша»
После премьеры спектакля «Метод Гренхольма» в Театре наций, в котором актер Сергей Чонишвили сыграл топ-менеджера Фэррана, скрывающего под маской циника и грубияна внутреннюю слабость и целый набор комплексов, критики назвали актера «мастером экстра-класса». Его энергия, собранность и воля стали одной из движущих сил спектакля. Эти качества всегда помогали Чонишвили в трудные моменты жизни. К примеру, роль Фэррана он исполнил после двухлетнего перерыва, вызванного травмой ноги: актер порвал ахиллесово сухожилие, играя Кочкарева в спектакле Ленкома «Женитьба», а потом перенес несколько тяжелых операций. В начале творческого пути воля и энергия помогли Чонишвили из малоизвестного актера, игравшего в массовке «Ленкома», превратиться в полюбившегося зрителям героя сериалов «Петербургские тайны», «Я тебя люблю» и «Демон полдня». Написать книги «Незначительные изменения» и «Человек-поезд», стать «голосом» телеканала СТС и человеком, озвучивающим телепродукцию самых разных жанров. Глубокий, бархатный голос артиста завораживает своим звучанием, а фирменная ирония заставляет обратить внимание на текст, который он произносит за кадром. С особой тщательностью выстраивая свою театральную судьбу, Чонишвили в последнее время играет только в спектаклях, которые, по его мнению, затрагивают проблемы современного общества. Сейчас он репетирует одну из главных ролей в спектакле «Событие» по пьесе В. Набокова, премьера которого состоится в феврале в МХТ им. А. П. Чехова.
— Сергей, ваше детство прошло в театре или ваши родители-актеры старались, чтобы вы бывали там как можно реже?
— Даже не помню первого дня, когда оказался в театре. У меня такое ощущение, что я всегда был в театре: сидел на репетициях, смотрел спектакли. Многие спектакли я видел по многу раз, и они у меня «хранились в голове». Когда мне было лет тринадцать, я, лежа в больнице, рассказывал своему соседу по палате о спектаклях, которые помнил наизусть: шпарил текст и рассказывал о мизансценах. На самом деле, я провел свое детство не в самом плохом театре. Омский драматический театр в 70-е годы был настолько мощным, что если бы его каким-то образом просто взяли и перенесли в Москву, то он бы составил конкуренцию большому количеству столичных театров. Он и сейчас сохраняет одну из лидирующих позиций в российском театре.
— Ваша мама, Валерия Ивановна Прокоп, еще играет в этом театре?
— Для нее важно то, что она по-прежнему играет?
— Она может кокетничать по поводу того, что ей это не важно, но я понимаю. что ей это важно. У нее просто есть некое разочарование от театра, как и от искусства, потому что сейчас большинству населения просто не хочется думать. Ну зачем, придя в театр, заставлять себя работать мозгами? Зрителям нужен ржач, даже не хохот, а ржач. Поэтому все происходящее сейчас в культуре напоминает заранее спланированную акцию, ее проводят люди, которые сейчас рулят в информативном поле.
— Интересно, когда вы решили стать актером?
— Я думал об этом с пятого класса. Потому что понял, что никогда не выучу химию. А для того, чтобы стать океанологом и поступить на биологический факультет, как я мечтал, нужно было сдавать химию. Океан — это свобода, актер, играя на сцене, проживает много жизней — это тоже свобода. Нормально для мозгов пятиклассника?
— В шестнадцать лет вы поехали поступать в театральный институт. Вы мечтали, что будете известным актером?
— Я всегда критически к себе относился и реально оценивал свои возможности. Поэтому ставил себе одну задачу за другой. Сначала поступить в институт, потом устроиться в театр — окончив Щукинское училище, я устроился в театр Ленком. Потом была задача выжить в период 90-х годов. В 1992 году я играл в Ленкоме 28 или 32 спектакля в месяц, выходя на сцену в массовке, и получал зарплату, которой мне хватаю недели на полторы. Другой работы не было. Мне нужно было найти какой-то способ существования. Чтобы не сойти с ума, я начат писать. Так родилась книга «Незначительные изменения», которая была опубликована в 2000 году. Потом я попытался сделать самостоятельный спектакль «Настоящий Запад», но по разным причинам это не удалось. Потом вышел спектакль «Игра в жмурики». Если бы этот проект не случился, я бы, наверное, ушел из театра и поменял бы профессию. .. Свою первую роль со словами я сыгран в Ленкоме через тринадцать лет после того, как я туда пришел. Это был Ноздрев в спектакле «Мистификация». В этот момент я уже три года параллельно работал в двух спектаклях Театра п/р О. Табакова «Псих» и «Старый квартал», четыре года играл в проекте «Игра в жмурики» и на телевидении уже показал сериал «Петербургские тайны».
— Если бы вы, поступая в театральный институт, знали, как сложится ваша жизнь, вы бы выбрали эту профессию?
— Оглядываясь назад, могу сказать: я такой, какой есть на сегодняшний день, и если бы я прожил какую-то другую биографию, значит, был бы другим. Думать, что можно поменять что-то в прошлом, глупо. Единственно, чего бы я хотел, так это родиться в другой стране. Потому что здесь очень много лет пришлось просто-напросто доказывать факт своего существования и право заниматься своей профессией. Доказывать раз, другой, третий, четвертый, пятый, шестой…. Если бы был использован тот творческий потенциал, который у меня был в восемнадцать лет, в двадцать пять или в тридцать, у меня, наверное, была бы более интересная профессиональная биография. С двадцати до тридцати пяти лет артист Чонишвили был потерян для кинематографа. Потерян театральный артист Чонишвили, точнее, не потерян, но не использовался в том объеме, в котором мог бы быть использован. Если бы мою первую книжку напечатали в 1995 году, а не в 2000 году, наверное, книга «Человек-поезд» вышла бы раньше. Может быть, я бы еще пару книжек написал… В молодости все легче дается, потому что, не обладая знаниями, ты можешь неожиданно найти какую-то новую форму…
— Как бы вы ответили на вопрос,"что такое возраст?
— Возраст — это способность меньше удивляться. Увидев в первый раз океан, можно удивиться. Но если ты его видишь часто, удивление будет уже менее восторженным. Почему все помнят первую любовь? Потому что в этот момент происходит мощная вспышка эмоций. Люди видят друг друга — и у них сносит крышу.
— У вас в жизни такое бывало?
— Чтобы крышу снесло? Конечно бывало, я же нормальный, живой человек. Но мне всегда хотелось быть независимым и сохранить право на свое внутреннее одиночество. Например, я стал москвичом очень поздно, когда купил квартиру, хотя можно было бы это сделать раньше, удачно женившись. Но я ни у кого не хотел быть в гостях. Если я брал в долг, то моей задачей было как можно скорее вернуть этот долг. Чтобы я вступил в кредитные отношения с человеком, банком или государством, меня должно очень сильно припереть. Был период, когда я остался без машины и нужно было купить новую. На нормальную машину у меня не было денег, покупать «ведро с гайками» и тратить время на ремонт не хотелось. Я просто какое-то время ездил на общественном транспорте, накопил денег на ту машину, которую я хотел, купил, сел на нее и поехал. Иначе я не мог. Я не понимаю людей, которые должны этому, этому и этому и преспокойно уезжают в отпуска или делают себе подарки. Если я взял у человека какую-то сумму взаймы, моя задача как можно скорее отдать этот долг, даже если я оказался в сложной жизненной ситуации.
— Вы сказали «сложная жизненная ситуация». Интересно, какую ситуацию, связанную с вашей театральной работой, вы назвали бы самой сложной и экстремальной?
— Самой экстрематьной была ситуация, когда за восемь дней я должен был внестись в «Женитьбу» в театре Ленком. В новый, два или три раза сыгранный спектакль, который был еще не закостенелым, а очень подвижным. Его рисунок был уже простроен, и я должен был не просто внестись, не нарушив этот рисунок, но умудрившись в этом рисунке сделать еще что-то свое. Или вот другая ситуация еще экстремальнее: меня за сутки ввели на роль де Грие в спектакле «Варвар и еретик». Я репетировал эту роль, но был снят с нее за пять дней до выпуска спектакля. Через полтора года мне сказали: «Послезавтра ты играешь». Потом сказали: «Нет, ты не играешь», а потом: «Нет, ты играешь завтра».
— В последнее время вы редко играете на сцене Ленкома. Читала на форумах, что зрители уже стали волноваться.
— Отчего зрители волнуются? Они хотят меня видеть четыре минуты в роли Салая Салганыча в спектакле «Ва-банк»? Я играю эту роль с 2002 года, нельзя же все время играть одно и то же. И потом, я уже в том возрасте, когда не хочу просто сыграть еще в одном спектакле или еще в одном кино. Я хочу максимально грамотно использовать оставшееся мне время, делая то, что интересно мне. Просто понимаю, что «счетчик» идет в другую сторону. Сколько у меня будет суперактивных лет? Дай бог, «чтобы еще тридцать. Хотелось бы как-то интересно их прожить.
— Может ли актер сам организовать себе интересную творческую жизнь? Ведь считается, что это зависимая профессия.
— Конечно, может. Это зависимая профессия, но я нашел в ней формулу независимости: найти себе несколько работодателей и зависеть от каждого из них только в определенный отрезок времени. Играю в театре, снимаюсь на телевидении, озвучиваю фильмы и рекламные ролики. Поэтому люблю четкие графики и люблю, чтобы люди приходили вовремя. Например, я завишу от этих людей два часа, а через два часа я завишу уже от каких-то других людей. Если кто-то пришел на 30 минут позже, значит, он потерял 30 минут моей от него зависимости. Оказываясь в разных ипостасях, ты получаешь возможность говорить нет. Работая в одном театре, ты не можешь отказываться от предложений режиссера, потому что это отразится на твоей дальнейшей работе. Сейчас я могу спокойно выстраивать свою биографию, на одни предложения соглашаться, от других отказываться, здесь зарабатывать деньги, а там работать потому, что мне это нравится. К тому же, если бы я не сумел вырваться в кино, на радио и на телевидение, то недавние два очень сложных года моей жизни, когда у меня была травма ноги, я бы, наверное, жил на какое-нибудь нищенское пособие, потому что не мог играть на сцене. Но в тот момент у меня работал речевой аппарат, и я стал что-то записывать, еще лежа в больнице, и по-прежнему зарабатывал деньги…
— Как вы относитесь к текстам, которые записываете или озвучиваете?
— В тот момент, когда работаю, я влюблен в материал. Независимо от того, занимает эта работа тридцать минут или два года моей жизни. Я честно делаю свою работу, вот и все. Гораздо интереснее работать, чем лежать на диване и думать о несбывшихся надеждах.
— Не жалеете о несыгранных в театре ролях? Вам никогда не хотелось сыграть, например, Гамлета?
— Если честно, нет. Разве что меня заинтересует вдруг какая-то потрясающая режиссерская концепция, но глобально я этого не хочу. Потому что Гамлета можно сыграть в другом материале, а ситуацию, описанную Шекспиром, найти и в современной драматурга»!. Надо просто находить такие пьесы и не пытаться закрывать глаза на то, что наш театр давно находится в периоде жесткого застоя. Знаете, когда Энтони Хопкинса спросили, почему он из Англии уехал в Голливуд, он ответил: «Потому что я больше не мог играть только Шекспира». У нас происходит приблизительно такая же штука. И сейчас нам стопроцентно нужны новые театральные формы.
— В начале прошлого века Чехов говорил о том же.
— На мой взгляд, нужно объявить мораторий на постановки пьес Чехова. У меня ощущение, что кроме Антона Павловича Чехова в этой стране другой.драматургии нет. Я очень люблю Чехова, но меня очень пугает то, что вся российская театральная жизнь строится на четырех его пьесах: «Вишневый сад», «Чайка», «Три сестры» и «Дядя Ваня» — все. У нас гораздо реже ставят «Платонова», не говоря уже о чеховской прозе. Мало кто из театральных людей читает Набокова, современных драматургов. Когда нынешним летом начались переговоры о моей работе в спектакле «Событие» в МХТ им. Чехова, мне сказали:"Знаете у Набокова такую пьесу..
— Я ответил, что знаю ее, помню не очень хорошо, но запомнил главного героя. И услышал в ответ: «Надо же, вы второй человек, который читал эту пьесу». Подумайте, ведь история про трех сестер написана в прошлом веке! Человек их возраста в наши дни не будет кричать: «В Москву! В Москву!» Он просто купит билет в плацкартный вагон, приедет в Москву, будет мыть в офисе полы или пойдет работать на стройку, о реалии современного мира. Молодые люди хотят; чтобы в театре говорили об их проблемах! Играя в спектакле «Метод Гренхольма», я знаю, что зритель, который приходит на него, не уходит равнодушным. И это спектакль, который отвечает чаяниям людей, купивших на него билеты. Он им может очень сильно нравиться или категорически не нравиться, но если человек, выйдя из театра, забывает о спектакле, значит, это было просто мило проведенное время. Люди, с которыми я разговаривал после «Метода Гренхольма», помнят об этом спектакле даже через год.
— Вообще-то часть критиков называет этот спектакль коммерческим.
— Коммерческий спектакль — это тот спектакль, за который актеры должны получать деньги. Могу сказать, что я бы не стал играть такой спектакль за такие деньги, если бы он шел в антрепризе. Но это государственный театр, и мне интересна эта работа, поэтому я делаю ее, вне зависимости от материальной составляющей. Выходит, если спектакль пользуется успехом, то он коммерческий? Заметьте, что на «Метод Гренхольма» ходят мужчины, несмотря на то, что обычно в театр, в основном, ходят женщины и иногда берут с собой мужей, любовников и друзей. Потому что это спектакль не о чужой жизни, это спектакль обо всех нас.
— Вы говорите, что молодые люди хотят видеть спектакли о своих проблемах. Почему бы вам самому не написать пьесу?
— Я роман-то не могу дописать, времени нет… И потом, у меня все-таки не театральное мышление, а более киношное. Мне интересен непрерывный процесс и иногда не хватает авторского текста, который, грубо говоря, является ремаркой.
— А почему вы не дописываете роман?
— Нет эмоционального времени. Нужно освободить себя от всего, что происходит вокруг, а сейчас я не могу этого сделать. Хотя, у меня случайно родилась идея новой книжки, думаю, что это мне поможет выпихнуть предыдущую.
— Вам нравятся книги писателя Сергея Чонишвили?
— Не знаю, можно ли назвать писателем человека, который написал две книжки и дописывает третью, написал пару сценариев и энное количество статей. Говорить об этом можно будет, только когда мои книжки проживут дольше и у них будет больше читателей. Глядя на себя со стороны, я понимаю, что просто облекаю свои мысли в некую художественную форму, и для меня это, по сути дела, мое неснятое кино. Я как кинорежиссер знаю, почему и как мои герои произносят каждую фразу. Но при этом не завишу ни от продюсерских денег, ни от графика артистов. Маю того, я не завишу даже от издателей, потому что у меня нет договора с издательством к такому-то числу выпустить очередного «Гарри Поттера». Я занимаю ту самую нишу, которую должен занимать человек, стремящийся выдавать некую информацию. Здорово, если она находит отклик у читателя, но еще лучше, если он после моей книжки понимает, что есть гораздо более весомая литература и у него возникает желание «полезть» дальше, потому что я не пишу как Антон Павлович Чехов или как Владимир Набоков. Но читатели у меня есть, и это очень приятно.
— Сейчас вы репетируете в МХТ им. A. П. Чехова пьесу В. Набокова «Событие». На мой взгляд, пьеса изящная, символистская, с типичными для этого стиля мотивами и некоторой долей мистики. Честно говоря, я не понимаю, зачем ее нужно ставить в наше время.
— Чтобы понять, зачем ее ставить сегодня, нужно будет посмотреть спектакль. То, что мы вытаскиваем из этой истории, на мой взгляд, очень современно. Кроме того, пьеса Набокова написана хорошим русским языком, на котором многие уже разучились разговаривать и писать. Мне нравится, я говорю без комплиментарной части, то, как репетирует Константин Богомолов, потому что он работает в эстетике современного европейского театра. И если все у нас получится, «Событие» будет очень динамичным спектаклем с очень точными ударами по болевым точкам любого зрителя. Я не считаю, что это просто отвлеченная, символистская история. Потому что эта пьеса — рефлексия Набокова по поводу реальных событий, и в ней наверняка описаны многие его собственные ощущения. .. В 1938 году Набоков был вынужден бежать в Париж из Берлина, где до этого жил, потому что из берлинской тюрьмы выпустили двух людей, которые в 1922 убили его отца Дмитрия Владимировича. Владимир Набоков бежал, потому что думал, что могут убить и его. Кстати, во время войны эти люди были приняты в гестапо и стали надзирателями арестованных эмигрантов из России. Одним словом, эта пьеса оказалось еще более современной, чем мы думали изначально. Пока я получаю колоссальное удовольствие от процесса репетиций, мне нравится, что мы очень серьезно и подробно проанализировали пьесу и на репетициях добиваемся, чтобы сцены звучали по-человечески естественно, как в кино.
— Кого вы играете в «Событии»?
Художника Трощейкина. Режиссер Константин Богомолов считает, что этот герой — альтер-эго самого Набокова.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 34
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Татьяна, спасибо за размещение интервью 
А я-то размечталась про дипломатов почитать 
что-нибудь для племени маленьких огнеедов? 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума