Форум

цитата:

Слава Шадронов (_arlekin_)

цел ли наш снеговик: "Чайка" А.Чехова в театре п/р О.Табакова, реж. Константин Богомолов

Печально, но естественно, что вслед за уходом из жизни Олега Табакова ушли из репертуара МХТ и "Табакерки" спектакли Богомолова, в которых Табаков был занят как артист - а с другими режиссерами Табаков в последние годы и не работал (на афише МХТ оставалась, кажется, еще давнишняя "Последняя жертва" ереминская и все). Спектакли очень разные, и Табаков там был очень разный, постоянно, уже на склоне лет и при слабом здоровье, продолжая открывать в себе с помощью режиссера все новые, неожиданные грани своего удивительного дарования, экспериментируя с противоположными, взаимоисключающими, казалось бы, актерскими техниками, методиками - от предельного минимализма внешних выразительных средств в "Юбилее ювелира" до фонтанирующей эксцентрики в "Драконе". Увы, не вечен человек, а спектакль и подавно дело такое: сегодня есть, завтра нет - приходится мириться с неизбежным.

Каково же было мое удивление, когда листая сайт "Табакерки", я споткнулся глазами о название "Чайка" в активной афише, с конкретными датами, с пометкой "билеты продаются"! Разумеется, первый вопрос: а кто же Дорн?! Клик по ссылке ответа не давал - в ряду действующих лиц и исполнителей над Дорном оставалось пустое темное окошечко... Но коль скоро спектакль заявлен, и не как разовая акция, а в регулярном репертуаре - кто-то ведь должен играть роль? Грешным делом подумал - уж не сам ли Костя в очередной раз, ему, в общем-то, не привыкать? Что, кстати, тоже могло быть очень интересно... Я стал следить за развитием событий, и на каком-то этапе в окошечке появилось фото артиста с подписью, хотя и без подписи его можно было узнать: Сергей Чонишвили - в команде Константина Богомолова с самой первой богомоловской работы в МХТ, сыграл главную роль в "Событии" Набокова, и для Чонишвили работа также стала дебютом на сцене Художественного театра, где он, выбравшись из загнивающего, неуклонно впадающего вслед за худруком в маразм "Ленкома", обрел вторую жизнь как театральный артист. Однако позвольте... Чонишвили вместо Табакова?! Да не в эпизоде-камео, а в ключевой роли, к тому же своего рода программной для Богомолова постановки?!

Но может быть все-таки неслучайно, что именно "Чайка" из богомоловских спектаклей с участием Табакова оказалась единственной постановкой, Табакова на сцене пережившей, и что именно Чонишвили вошел в нее, не "заменив Табакова", но как самодостаточный и очень "свой" для остальной команды по духу актер, и именно на роль Дорна. В пьесе Дорн, конечно - альтер эго автора, в спектакле, соответственно - режиссера как автора спектакля, по крайней мере отчасти. Ну то есть собственные черты драматург придал сразу нескольким персонажам, свои комплексы, сомнения, страхи и слабости "подарив" Тригорину, а в какой-то части пожалуй что и Треплеву, тоже писателю; но мысли, взгляды, все лучшее и важное отдав коллеге-доктору Дорну. И между прочим, среди немногих замен актерского состава, сделанных Богомоловым во второй версии "Чайки" по сравнению с первой - как раз Тригорин (Хабенский-Миркурбанов) и Треплев (Ворожцов-Хрипунов), в то время как Олег Табаков оставался неизменным, незаменимым Дорном от начала и до конца.

Вообще даже при некоторой "зацикленности" Богомолова на ряде текстов, произведений сюжетов ("Идиот" Достоевского послужил ему основной - одной из основ - для "Турандот", затем для "Князя", а между ними еще всплыл в "Мушкетерах"; "Три сестры" - эпизоды в "Идеальном муже", затем недавняя премьера в МХТ уже непосредственно "Трех сестер"; призрак "Смерти в Венеции" мелькнул аж в "Отцах и детях", потом более явственно воплотившись монологом в "Князе" и т.д.) чеховская "Чайка" в его творчестве занимает совершенно особое место. Нынешнее возрождение богомоловской "Чайки" фактически "из пепла", как птицы Феникс - не первое в ее сравнительно недолгой сценической истории. Первая версия, такая ожидаемая, с заявленным на роль Треплева выпускником мастерской Олега Кудряшова в ГИТИСе, звездой курса, блиставшим в дипломных хитах "История мамонта" и "Царь Эдип", принцем Калафом-князем Мышкиным из "Турандот" Богомолова вчерашним студентом Андреем Сиротиным вышла и без Сиротина (вместо него сыграл Ворожцов), и в целом обозначила на тот момент в поисках Богомолова некий тупик, не говоря уже о приеме у публики:

https://users.livejournal.com/-arlekin-/2016778.html

И вот тогда, как раз тогда Богомолов демонстративно развернулся к публике, мягко говоря, спиной - буквально, в "восстановленной" после перерыва, с обновленным составом исполнителей "Чайке" посадив актеров на лавки лицом "внутрь" все той же выстроенной Ларисой Ломакиной "коробки" облезлого советского Дома культуры, поставив на штативы видеокамеры и предложив артистам говорить полушепотом, неторопливо, но и почти нечленораздельно, как бы "про себя". Никакой музыкальной эксцентрики, пародий, плясок под эстрадные ретро-хиты - только Чехов, только "Чайка": нате! Первый раз я по недомыслию, решив, что зачем же я буду целиком ради пары вводов смотреть спектакль, который уже видел (и который меня, признаться, не порадовал), прибежал на "Чайку-2" с антракта, и меня, понятное дело, ждал шок:

https://users.livejournal.com/-arlekin-/2779559.html

Потом, но тоже еще на сцене МХТ, где выпускались обе версии "Чайки", а правильнее сказать, оба спектакля, потому что кроме основной выгородки-декорации и части актерского состава, ну и текста пьесы, ничего общего вторая "Чайка" с первой не имела, я ходил смотреть ее "нормально", "полноценно", то есть от начала до конца целиком:

https://users.livejournal.com/-arlekin-/3050685.html

Кроме того, в "Идеальном муже" наряду с эпизодами из "Трех сестер" использовались ведь и отдельные фрагменты "Чайки", в еще более ерническом ключе: если "Три сестры" просто перенеслись в московский салон красоты практически без изменений в тексте (не считая мелких штучек вроде того, что отправляющийся на роковую, последнюю для него "стрелку" кавказский бандит Дориан, персонаж того же Сергея Чонишвили, с удвоенной настойчивостью заверяет, будто он "не пилЬ сегодня кофе"), комический, саркастический эффект достигался лишь за счет интонаций и южно-провинциального акцента огламуренных героинь, то диалогами из "Чайки", к тому же переписанными, адаптированными под общий пародийный, "капустный" стиль "Идеального мужа", заговорили непосредственно герои основных, уальдовских сюжетных линий, вышло дико смешно (чего стоит сентиментально-ностальгической гей-откровение персонажа Алексея Кравченко с репликами Нины Заречной: "цел ли наш снеговик? он все еще стоит!" и т.п.). Так что хоть даже у Чехова жанр пьесы обозначен как "комедия", всю комедийность "Чайки" Богомолов вычерпал, использовал по иным поводам.

И сегодня, в свете премьеры "Трех сестер", хочется попутно сказать: очень радостно, допустим, за тех, кто запоздало оценил метод работы Богомолова с литературным материалом и с исполнителями, его тонкость, аккуратность, вдумчивость, это все прекрасно, вот, правда, "Три сестры", как я отметил для себя уже на их предпремьерном прогоне, это скорее "новый Чехов", нежели "новый Богомолов"; в своих "Трех сестрах" Богомолов предлагает "свежим ухом" вслушаться в текст, и действительно в нем многое открывается впервые - но методы, которыми он здесь пользуется, опробованы им довольно давно, и впервые, по крайней мере что касается московских площадок - во второй версии "Чайки"! Разве что там "минимализм" и "тишина" от неожиданности казались в большей степени элементом формально-провокативным, а здесь уже срабатывают содержательно - тем важнее, что "Чайку" и сегодня остается возможность пересмотреть в свете "Трех сестер", увидеть, насколько уже там и тогда эта содержательность, осмысленность приемов была заложена, срабатывала.

Уже в "Чайке" богомоловские актеры словно впервые, а до них никто, осваивают текст пьесы, "присваивают" себе реплики персонажей, где-то чуть-чуть смещая акценты, где-то слегка переставляя или меняя слова, внешне все строго "как написано", а вслушаешься (зная первоисточник наизусть) - ну не совсем строго... Зацепишься - и про себя усмехнешься, как самодовольный Тригорин-Миркурбанов, пеняя на то, что его принижают как писателя, мол, "Отцы и дети" Тургенева лучше, как бы невзначай подпустит: "чем же, позвольте, лучше?!" ("Отцы и дети", кстати, еще одно знаковое для Богомолова название, с них начался по сути "настоящий Богомолов", и произошло это опять-таки в "Табакерке") - но такие детали не подчеркиваются, наоборот, растворяются в общем потоке речи. Блестящих дарований теперь мало, это правда, но средний актер стал гораздо выше.

Другая проблема, что с годами, как мне показалось теперь, артисты и в "Чайке" стали говорить громче, быстрее, двигаться активнее, насколько позволяет пространство (в первых чеховских актах сцена заставлена лавками, в последнем, после перерыва, домашней мебелью), и вообще "играть на публику" тогда, пользуясь словами из пьесы, "пропадет весь эффект"! А публики "своей" у спектаклей Богомолова в "Табакерке", не в пример "Идеальному мужу" или "Карамазовым", где всякий раз пол-зала знакомых встречаешь, практически нет, да и с "чужим", с хоть каким-нибудь зрителем дела обстоят не ахти... Надо умудриться, чтоб за считанные годы так опустить считай первый на Москве театр, где состоялись как режиссеры и Богомолов, и Карбаускис, "питомник" для актеров, будущих звезд (да, пускай кино и телевидения - но вышли-то они из "табакерочного" подвала!), и получив в распоряжение второе здание вдобавок к первому, заполнять зал старухами-льготницами, всякой случайной швалью, будто какое-нибудь убогое "содружество актеров таганки"! Курентзису бы такие мобильники на Малере, какой звенел в 1-м чеховском акте "Чайки" - артисты вынуждены были замереть в "стоп-кадре", пока не заткнут лахудру из второго ряда, продолжать спектакль, произносить реплики в создавшейся ситуации невозможно было физически! Надо отдать должное, что "затормозив" действие, артисты быстро вошли в ритм заново, но инерция запинки, по-моему, сказывалась и ощущалась до конца акта, до перестановки.

Впрочем, и объективно любой спектакль с годами, как говорят старые интеллигентки-театроведки, "расшатывается". Тем важнее ввод Сергея Чонишвили на роль Дорна - наряду с Дарьей Мороз, Данилой Стекловым ну и, само собой, Розой Хайруллиной в 4-м акте не кто иной как Чонишвили точнее остальных держит тон, строй, ритм спектакля, изначально заданный режиссером (я имею в виду уже "Чайку-2", про первую не вспоминаю). Поразительно, сколь приглушенно, порой нарочито невнятно звучит голос ("и мой голос звучит в тишине одиноко, и никто не слышит..."), знакомый всякому лучше, чем любой другой благодаря бесконечно озвучиваемой актером рекламе, межпрограммным заставкам на телеканалах и т.п.; и как при показном "небрежении" отдельными словами вдумчиво, иногда и помимо слов, Чонишвили (к слову исключительно внимательный, благо сам талантливый литератор, автор книг) доносит мысль, режиссером заложенную, а я бы сказал, впервые за сто с лишним лет открытую в некогда "авангардной" и "непонятной", с тех пор затасканной хрестоматийной пьесе! В спектакле много купюр, в частности, у Богомолова отсутствует моя любимая (помимо прочего и потому, что, единственный случай в моей жизни, я сам ее играл в институте на зачете по методике литературы, хе-хе) сцена Дорна с Полиной Андреевной из 1-го чеховского акта; тут, едва несчастная баба успевает рот открыть, приходит муж и уводит от доктора свою "мадаму"; но и на их коротком диалоге во 2-м авторском акте дуэт Сергея Чонишвили с Ольгой Барнет достигает такой нешуточной, драматической пронзительности... признаться, я не удержался от слез (хотя за мной дело не станет, меня рассмешить трудно, а заплакать - всегда готов).

На днях, продолжая через пень-колоду осваивать сложную для меня видеотехнику, смотрел по телевизору через подключенный к нему интернет запись "Волков и овец", удивляясь, какой путь прошла, а вот, кажется, чуть ли не вчера был прогон спектакля еще в "подвале" (с которого мне пришлось тогда уйти...) Дарья Мороз. Но оглядываясь опять-таки на свежих "Трех сестер", видишь Машу в "Чайке" - и осознаешь, откуда берется ее до краев наполненный неразделенной любовью Тузенбах, почему он такой, а не еще какой-нибудь, почему Мороз, а не другая или другой... И уже здесь (или, вернее, еще... это осталось в "Чайке", не потерялось с годами) характерные "стяжения" вместо разбитых цезурой повторы слов: "родилась давнодавно", "говорят молодостьмолодость", "никтоникто не знает моих страданий"). Между прочим, особенной, одной из лучших ролей стала - и остается - Аркадина для Марины Зудиной, которая, положа руку на сердце, по-настоящему как значительная, своеобразная театральная актриса и состоялась лишь в спектаклях Богомолова (а ведь, если вспомнить "Женитьбу Фигаро", ничто не предвещало...). "Истерический" монолог Аркадиной в 3-м акте, поданный легко, без нажима, не нарушая статичной мизансцены с Миркурбановым - высший класс той манеры, которую Зудина и Богомолов вместе для нее выработали на протяжении лет содружества.

Ну и единственная на весь обманчиво, показушно "классический" спектакль фирменная богомоловская "фишка" с подменой актрисы в 4-м чеховском акте. В конце 3-го, под занавес первого действия, Нина-Светлана Колпакова, в 1-м декламировавшая со сцены ДК треплевское "люди львы орлы икуропатки" с самоотдачей отличницы на школьном утреннике, достигает апофеоза жизненной силы, здоровья, надежды, ее глаза светятся, она видит "город золотой" (звучит соответствующая песня), уходит, оставляя на экране-заднике застывшее изображение сияющего лица - чтобы после перерыва, через номинальных "два года", а в действительности будто "двести тысяч лет" прошло, вернуться Ниной-Розой Хайруллиной со словами: "Я сильно изменилась", и у Хайруллиной теперь даже нет вопросительной интонации в реплике, так что ответ Треплева-Хрипунова "Вы похудели и глаза у вас стали больше" оказывается избыточным.

Однажды меня поставили в тупик вопросом (примечательно, что после бутусовской "Чайки", а не богомоловской; но не в последний раз, а раньше) "отчего стрелялся Константин?", в смысле - не цитатой из пьесы и по поводу не первой попытки самоубийства героя, а удавшейся к финалу. Сперва мне вопрос показался глупым - ну очевидно же... С тех пор я к нему возвращаюсь, думаю над ним - и да, пожалуй, есть над чем подумать, "были и другие причины". Богомолов дает ответ наглядный: в образе преобразившейся до неузнаваемости Нины (а уж кто бы, но Хайруллина скороговорку монологов Заречной, эти "всежизнивсежизни", проборматывает "одним куском" без одышки) к Треплеву является смерть (задним числом следует иметь в виду, что в самой первой версии "Чайки" у Богомолова обошлось без подмены актрис, зато Нина-Яна Осипова входила в 4-й акт... с косой! но там это смотрелось очередным и избыточным опереточным, "капустным" гэгом), и его поступок - фатальный, что еще ему остается, как не "уйти в шкаф" (такой получается "каминг-ин", и вот это решение принципиальное, оно прошло через все "редакции" спектакля неизменно), а выстрел - просто "для отчетности", и может, как говорит Дорн, прежде Табаков, отныне Чонишвили, действительно "лопнула склянка с эфиром"?

Да разве одного Треплева касается? "А я знала" - спокойно, ровно, без горечи и без иронии реагирует Ирина в "Трех сестрах" на весть о смерти Тузенбаха, ведь "одним бароном больше или меньше..." И кажется, что Ирина Николаевна-Зудина тоже "знала", склоняясь в медленном танце на груди у Тригорина-Миркурбанова. И несомненно "знала" Маша-Мороз, комкающая скатерть на столе. А уж сколько знает Дорн-Чонишвили, вошедший в роль цинично-меланхоличного доктора вслед за Табаковым... Но умирать и вам будет страшно. Уведите отсюда куда-нибудь Ирину Николаевну.