Форум

Садясь в самолет, меня переполняли смешанные чувства. Я летела домой и размышляла о том, что странно все сложилось. Чужая страна, чужой язык, который я толком так и не выучила, чужие обычаи, но эта страна дала мне многое. Она позволила мне заработать деньги, завести знакомства, открыла некоторые возможности, дала новые впечатления. Конечно, это произошло не само собой, мне помогли, но я радовалась как ребенок, тому, что меня опубликовали. Презентация книги прошла очень удачно. Критики, конечно, были в своем репертуаре, но, в целом, все было хорошо даже с их точки зрения «отбросив некоторые неточности и недоработки, книга производит благоприятное впечатление» - при этой мысли я улыбнулась и уютно устроилась в кресле самолета, прикрыв глаза.
Я так и не поняла, почему этот человек протянул мне руку дружбы. Состоявшийся актер, женатый, имеющий двух прекрасных взрослых дочек... И тут я – Золушка, блин: «ну прочтите меня, пожалуйста». На ломаном английском, да еще и по инету. В принципе я не рассчитывала ни на что, кроме того что он прочитает (да и это было счастьем). Но он не только прочитал, он все организовал, первую публикацию, нашел приличного переводчика, причем недорого, и разрешил пользоваться услугами своего юриста. Сказка, с которой даже Золушка не сравнится по своей неправдоподобности.
Я по телефону это обсуждала с подругой, когда еще была в Америке:
«- Может он что-то личное хочет, - ехидно хихикнула она.
- Дорогая мы конечно давно не виделись, но я с тех пор ничуть не похудела и ничуточки не стала симпатичнее, у него тут таких (и даже лучше) штабелями!
- Ну, может он экзотики захотел…
- Экзотики!? Милая, переспать с пингвином не экзотика, а извращение. А уж меньше всего он похож на извращенца. Тем более я там была 2 месяца, и даже намека не было, ни до приезда, ни после... Так что сомневаюсь….
- А его ты спрашивала?
- Конечно... Он ответил на итальянском: «Tu mi ha toccato»… Блин, полдня вспоминала, что значит последнее слово… - задумчиво сказала я.
- … Ну и …. – прервала она мою задумчивость.
- Что «ну и»? – все еще отстраненно спросила я.
- Что это значит?
- Аааа. Что я его тронула... Ну ладно, я отключаюсь -прилечу -поговорим, а то я весь гонорар сейчас проговорю…
- До встречи!»
Я возвращалась дописывать вторую книгу, на которую уже был заключен контракт. Мне оставалось месяца четыре на это, потом надо было отдавать ее Роберту, для художественного перевода, который он делал великолепно. В издательстве книга должна была быть через полгода. Наконец мы взлетели, и я отстегнула ремень, единственное, что создавало неудобство. Я опять прикрыла глаза и дала волю воспоминаниям.
Обычно я останавливалась у него в гостевом домике. Мне нравилось там бывать, относились ко мне не плохо. В доме веяло традициями поколений и это придавало еще больше уюта. Но с хозяевами дома виделись мы редко - жену я почти не видела, только изредка за ужинами она к нам присоединялась, да и Джо почти не видела тоже, из-за съемок и его вечных интервью.
Общалась я в основном с дочками. Лана учила меня ездить на лошадях (бедные лошади). В седле я нормально не умела сидеть, почему то все время хотелось ерзать. Самое забавное было, когда я первый раз села на лошадь: вывели лошадь, она терпеливо дождалась, когда я на нее усядусь (а первый раз всегда под уздцы ее водят, чтоб она привыкла к наезднику, да и наездник привык к лошади). Лошадь дернули под уздцы, но она мирно продолжала стоять, и так и сяк ее уговаривали начать двигаться, она ни в какую, когда же я ее пришпорила, то она… просто легла. Вообще со стороны это было конечно забавно, а ногу я думала мне отдавит.… Но вроде все обошлось. В конце концов, лошадь я подкупила яблоками. Но, наверное, именно с тех пор немного хочется ерзать в седле, первые несколько минут. Но Лана тоже подолгу отсутствовала, вся пошла в папу – съемки, интервью.
Кэйт же любила меня таскать по паркам отдыха, ей нравилось наблюдать за привычками людей и их манерами, иногда даже передразнивала их мимику и жесты, делала это намеренно наигранно, и это предавало оттенок иронии.Но с ней мы виделись еще реже, чем с остальными – она практически все время была в лечебном пансионе, и этот вопрос никогда не обсуждался.
Хотя иногда мы все выбирались на аттракционы, как большая семья.
Но вот в этот момент, наверное, меня разбудило что-то. Пришла моя расплата, за то, что было слишком все хорошо, прервав мой зыбкий сон воспоминаний. Я думала, такое бывает только в глупом несмешном кино.
Двое придурков в разных концах салона достали автоматы… Дальше, начался мой кошмар, который не закончится, наверное, никогда… Нас согнали в хвост самолета (народу на рейсе было немного).
Страх, отчаяние, неизвестность навалились в одну секунду и раздавили нас. Террористов было человек пять-шесть, они подгоняли нас прикладами. У беременной начались схватки, от стресса, отошли воды. Тот, что постарше на вид, начал орать, чтоб она заткнулась и прекратила, размахивая оружием. Это не помогло, и тогда произошло то, что можно только констатировать как факт, но нельзя принять ни на каком эмоциональном уровне человеческого существа. Мужчина оттащил беременную за волосы так чтобы ее было видно всем, вынул охотничий нож и поперек распорол женщине живот, вырвал оттуда ребенка и тряся его над головой бедной матери кричал что-то на своем языке… А потом перерезал ему горло и бросил ребенка на живот еще живой матери. Женщина прожила еще несколько минут и умерла от потери крови…
- Так будет с каждым, кто не будет слушать – прокричал бандит.
Дальше все было, как за пеленой, говорят, что мозг защищает себя... Все стало расплывчатым и часто просто выпадало из памяти. И как будто кто-то свыше выключил звук. Было понятно, что кто то всхлипывает, кто то бормочет, террорист орали, но была такая жуткая тишина… в глазах был эффект замедленной съемке. Помню, что через какое-то время нас начали пропускать в туалет. И то только после того как какой заложник облажался с этим делом. Естественно, что долго он не прожил после этого. Еще помню сквозь эту пелену, что пробивалось - был штурм… Кто-то из бандитов хватает меня, чтоб прикрыться, выстрелы, четко помню ранение... Ни боли, ни страха, просто все потухло в этот момент.
Очнулась я в больнице под капельницей, от кошмара. Открыв глаза, я увидела Джо. Потребовалось минут пять, чтоб я сориентировалась, и начала пробовать говорить.
- Как долго…? – спросила я, когда с меня сняли кислородную маску… Я почувствовала - насколько сухо может быть во рту.
- Тебе нельзя говорить… - все в порядке, ты в безопасности!
- Как долго? – более уверенно и жестко спросила я.
- Ты здесь 2 сутки.
- Как долго нас там держали?
- Отдыхай - поговорим, когда станешь хоть чуточку крепче.
В глазах все кружилось так, как будто я была в вертолете и сидела на пропеллере. Через минуту я сдалась и отключилась опять…
Через несколько дней я уже могла сама сидеть, и даже что-то давали поесть, то, что можно жевать, а не то, что само проскальзывало.
Держали нас в заложниках чуть больше суток. Но, наверное, дальше начиналось самое худшее – следствие и суд. Изо дня в день повторять одно и то же, но, пожалуй, самое страшное было по ночам, когда закрываешь глаза и возникает страшная картина - глаза матери и мертвое тело младенца… впрочем, первые несколько дней картина стояла и при открытых глазах.
В первый день, когда я более или менее пришла в себя, мне назначили психолога, как и остальным выжившим. Не знаю, мог ли он чем помочь, но он пытался по крайне мере:
Я курила на крыше больницы, медсестры оставляли для нас открытый выход на крышу.
- Что ты делаешь?
- А вы кто? – не оборачиваясь, спросила я.
- Психотерапевт. А ты, видимо, моя новая пациентка?!
- Как Вы думаете, со сто двадцать пятого этажа, сколько приблизительно лететь вниз?
- Здесь только 6 этажей. Да и потом это не выход!
- Конечно не выход – это спуск. Так сколько?
- Ну, я точно не проверял, ну минуты две, наверное.
- Две минуты свободы. – Пробурчала я по-русски.
- Что?
- А? А все хорошо. Да, видимо, я Ваша новая пациентка. Если Вас, конечно, интересуют жертвы терроризма.
- Интересуют. Расскажи, что чувствуешь?
- А что тут рассказывает? Тут можно только констатировать!
- Возможно, ты не готова еще говорить?
- Возможно, и не буду готова. Но на суде то уж точно придется. Просто думаю, что разговоры тут не помогут.
-Возможно, и суд не поможет?!
- Мне не поможет! Но тем кто, возможно, может пострадать от них в будущем … им поможет. Мне с этим жить, и с этим умереть придется. Так что эмоции придется отстранять, и, возможно, с годами станет немного проще дышать.
- Эмоции исключаешь ты, здравый смысл исключили они – так что же остается?
- А вот это доктор, нам с Вами и придется выяснять! Только вот как жить сейчас, я не знаю?
Какое время мы оба молчали, доктор первым нарушил тишину:
- Возможно, тебе сейчас нужно расставить какие-то приоритеты и сделать их жизненноважными. А, со временем, мы вместе придумаем выход. А для этого думаю, что придется посещать тебе сеансы групповой терапии.
- Ох, любите вы американцы групповые сеансы. – ухмыльнулась я, сказав это по-русски.
- Что?
- Нет ничего, так русский черный юмор. Думаю, что мы вряд ли сможем даже быть в одной комнате, тем более уж говорить, и уж тем более друг с другом. – Грустно заметила я.
Мне пришлось остаться в чужой стране из-за суда. Мне уже не казалось, что это весело. Но врача послушалась. Цели были поставлены, но не обсуждаемы, на терапию я ходила. Но, как и предполагала, что практически все время мы молчали и смотрели в разные углы. Спать удавалась максимум по один-два часа в сутки, да и то просыпалась от собственного крика.
Шло время. Суд уже скоро должен был завершиться, книгу издали, даже чуть раньше, чем предполагалось (времени появилось больше на ее написание). Велись переговоры со студией о начале съемки по ней фильма. Я настояла на одном – что я участвую в подборе актеров. Редакция – компьютер – студия. Это теперь мой график. Все было по плану. Я даже начала новую книгу «Заложники жизни». От кошмаров это не спасало, но сокращало их количество.
Был тихий вечер, в гостевом домике у меня горел камин. Я стучала по клавиатуре, иногда отвлекаясь на новости. Но тут раздался стук, который издавала не я, и стук был в дверь.
- Проходи. Будь как дома. – Распахнула я дверь.
- Спасибо. – Джо был бледен, в руках были какие-то бумаги.
- Что случилось?
- Нам надо поговорить…
- Это я уже поняла!
Он несколько раз обошел комнату, рассматривая, как его ноги переступают с места на место. Замер и немного помялся.
- Я слушаю.
- Послушай, … мы никогда не говорили на эту тему. Я постараюсь передать суть… - При этом теребил бедные листки. - Разговор сложный. И для меня и для Кейт… Для всех нас… Она умирает. У нее отторгается печень… Проблема с донорами… Сложно найти подходящего… - он положил бумаги на стол. Помолчав, добавил – Я хочу, чтоб ты подписала вот это. – Он ткнул в стол пальцем, и отвернулся.
Просмотрев бумаги, я поняла общий смысл. Бумаги были на добровольное посмертное согласие на донорство…
- Не совсем поняла…
- Послушай, тогда… ну тогда… Когда ты… была несколько дней в коме, врачи не знали выживешь ты или нет. Я попросил сделать тесты. Шансы 5 из 6. Это лучший вариант, который мог быть для моей дочери.
Меня вдруг затошнило. Я, облокотилась на стол, еле дыша.
- И что ты мне предлагаешь?
- Послушай, я не прошу тебя умирать. Просто если вдруг с тобой произойдет что-то… В смысле ничего такого…. Ну я имею ввиду, что убивать тебя никто не собирается. У нее есть еще время, мало ли что может произойти… Послушай, у тебя никого нет! И она моя дочь. – Он почти кричал, и я первый раз увидела его слезы и меня это пугало.
- У меня есть моя жизнь! Плохая или хорошая, но она моя!
- Я же говорю, тебя никто не просит умирать, в контракте даже есть пункт, по поводу странных обстоятельств смерти.- Он почти задохнулся от эмоций, он тоже облокотился на стол, вдохнул - Просто подумай…
Он резко выпрямился и, чеканя каждый шаг, вышел…
- О, господи… - я опустилась на диван, обняла коленки руками и просидела так почти до утра.
Утром я переехала в гостиницу, на самый верхний этаж… но бумаги я все-таки взяла…
Суд закончился, съемки шли своим ходом, и я уже не вмешивалась, лишь иногда, как сторонний наблюдатель, присутствовала на них. Что-то окончательно сломалось во мне, просто я не поняла когда именно - это произошло. Третью книгу я дописала достаточно быстро, буквально за месяц. И передала ее Роберту для художественного перевода. Он-то мне и сказала, что Кейт стало совсем плохо и она под капельницей.
Я вспомнила разговор с психологом «поставь цели и сделай их жизненно необходимыми», только вот мы так и смогли решить, что будет потом. После того, как я достигну этих целей.
Цели…
Цели, которые я ставила перед собой, в целом были достигнуты: книги дописаны, ими я сказала все, что хотела сказать этому миру о себе, от себя и про себя; фильм шел своим чередом, и уже ничего от меня не зависело, да и мало меня интересовало, я ведь знала, чем он закончится. А все остальное потеряло смысл по разным причинам: чужая страна, чужой язык, чужие обычаи… сознание того, что на родине меня так и не публиковали. Я только сейчас начала понимать ради чего это я все затеяла. Но это осталось мечтой. Слишком уж много значили традиции.
Следующие сутки были самыми длинными в моей жизни. К вечеру я утрясла все дела: оформила завещание на племянников, заранее оплатила Роберту работу, отдала ему конверт с подписанными бумагами для Джо, не объясняя, что там, просила отдать при встрече и привела прочие дела в порядок с адвокатом.
Я положила записку на край крыши и закрепила ее, и… набрала номер Джо:
- Привет, - как то легко сказала я, неожиданно даже для себя.
- Слушай, ты где? Что происходит? Мне Роберт передал конверт, да и адвокат наш звонил, сказал на счет завещания… Ты там, что? С ума сходишь что ли? – он почти орал в трубку и голос иногда даже срывался от перевозбуждения.
- Наверное, только никому не говори об этом, иначе завещание аннулируют. – Рассмеялась я.
- Где ты? – он кричал так, что, наверное, было слышно и без телефона.
- Я в гостинице, в пентхаусе. Послушай…. Чтобы не случилось. Я … Я люблю тебя… И ты ни в чем не виноват… Так должно быть…- я встала на край крыши, сглотнула и назвав адрес гостинцы я опустила руку и телефон выскользнул из нее за ненадобностью.
Целых две минуты в моей жизни действительно был смысл, и не было ни страха, ни отчаяния, ни обязательств… Только голос города, который ждал меня и даже почти любил. Его шепот развевал мои короткие волосы, его тепло проникло в меня… и наконец, наступила тишина, и я, наконец-то, высплюсь!
А город все шептал и шептал свою колыбельную…